Времена неопределенности


“Какими были их надежды на будущее? Как они выжили? Как политические проблемы влияли на их повседневную жизнь? Какими были тогда обещания демократии?”


Lamia Joreige

Перевод: Sasha Pevak

Ихсан Турджман, рисунок Ламии Джорейдж, 2021 г.

Именно нынешнее чувство беспокойства и неуверенности, ощущаемое в нашем регионе, пробудило во мне интерес к поворотной точке в нашей истории — моменту разрыва и одновременно периоду разрозненности и созидания.

Раздробленность Ирака и Сирии, недавний экономический, социальный и политический крах Ливана, все еще продолжающаяся оккупация палестинских территорий – этот нескончаемый поток конфликтов еще более расширил барьер религиозного экстремизма. Выстоят ли Сирия и Ирак, и как это будет происходить? Сможет ли ливанский народ когда-нибудь объединиться вокруг общего нарратива, чтобы воссоздать страну? Будет ли у палестинцев свободное государство? В какой степени эти ситуации отражает реальные разногласия, а в какой мере спровоцирована внешними силами, региональными и международными?

Многоуровневый проект «Времена неопределенности» включает в себя проведение исследования, написание текстов и создание серии работ (рисунков, мультимедийной инсталляции и фильма), обращающихся к периоду между закатом Османской империи и началом действия французского и английского мандатов в Ливане, Сирии и Палестине (1914–1920). Соглашение Сайкса-Пико (1916 г.), Декларация Бальфура (1917 г.), а также Первая мировая война и голод в Горном Ливане, унесший жизни сотен тысяч человек, привели к географическим, политическим и социальным преобразованиям в этом регионе и имели серьезные последствия, которые до сих пор влияют на нашу жизнь.

Проект предлагает нам задуматься об исторических процессах, а также о понятиях темпоральности, на основе которых мы осознаем прошлое, настоящее и будущее — эту территорию неопределенности. Концепции нелинейного времени, реконструкции, фрагментированной истории и нарративов занимают центральное место в моей работе, где визуальные ассоциации и исторические реконструкции позволяют пересекать границы эпох, соединяя таким образом разные временные пласты.

Поэтому меня интересуют различные эпизоды истории этого периода, представленные с субъективной точки зрения. Я хочу передать напряженность и беспокойство, но также и ожидания, которые испытывало население в прежние времена. Какими были их надежды на будущее? Как они выжили? Как политические проблемы влияли на их повседневную жизнь? Какими были тогда обещания демократии?

Обширное исследование, которое я проводила в течение 4 лет при участии ассистенток по исследованию Каре Мурад и Йылдыз Йылмаз, позволило объединить исторические, социологические, литературные и визуальные документы. Среди них дневники и мемуары, романы, социологические исследования, фотографии и карты, официальная переписка, указы и отчеты, а также периодические издания и газеты. Этот постоянно растущий архив и его историческая значимость требуют от меня постоянной работы с материалом; иногда я черпаю вдохновение напрямую, чтобы сделать рисунок, а иногда задерживаюсь месяцами над документами, пытаясь в них разобраться. Создаваемая на основе исследования мультимедийная инсталляция «Картография трансформации» объединит различные элементы (изображения, тексты и скульптуры) с целью переосмысления представлений об исторических и хронологических границах.

Население Ливана, Сирии и Палестины под властью Османской империи принимало участие в сражениях Первой мировой войны, и многие погибли на войне или стали жертвами Великого голода, в результате которого, по разным данным, погибла почти треть населения Горного Ливана. Голод был вызван несколькими факторами, в их числе: нашествие саранчи, которая опустошила сельскохозяйственные угодья, действия местных спекулянтов, которые обогащались на голоде, а также война между франко-британскими союзниками и османами, заставившая обе стороны ввести эмбарго на продовольствие как особую политическую стратегию. Эта трагедия редко находила отражение в произведениях искусства, хоть и являлась неотъемлемой частью истории Ливана, равно как и потрясения и последствия Первой мировой войны, которая имела катастрофические масштабы и изменила общество того времени, повлияв в том числе на роль женщин, права и возможности которых были существенно расширены.

Сегодня, когда Ливан переживает крупнейший социальный, экономический и финансовый крах со времен Первой мировой войны, на ум приходят картины и сюжеты, напоминающие о голоде 1916 года в нашем регионе, которые перекликаются с нынешними образами: инфляцией, спекуляцией на продовольствии и топливе, политизацией распределения товаров, коррупцией, а также некомпетентностью сменяющих друг друга правительств в поиске жизнеспособных решений, в результате чего половина населения оказалась за чертой бедности и на грани голода. Я задаю себе вопрос: всегда ли голод создавался руками человека?

В 1914 году регион уже страдал от многолетней засухи, когда проводилась масштабная мобилизация населения. Военная служба стала обязательной для многих крестьян-фермеров, которые были вынуждены сражаться в окопах. В результате некому было вспахивать поля. К ноябрю 1914 года на рынке не осталось ни муки, ни пшеницы. К 1915 году Джемаль-паша насильно забирал зерно у фермерови передавал урожай в распоряжение правительства и армии. Затем в 1915 году напала саранча, сожрав и уничтожив посевы. Блокада долгое время безуспешно использовалась в качестве политического инструмента для оказания давления на население, подстрекаемое к восстанию против существующих властей.

Международные державы сегодня действует по тому же принципу: они используют политическую стратегию и соперничество, определяя, в какой момент выделить продовольственную и денежную помощь, чтобы избавить население от лишений. Современные спекулянты в Ливане получают огромные прибыли от цен на топливо и курса доллара, что напоминает нам о богатых семьях региона, которые во время Первой мировой войны наживались, контролируя продовольственный рынок. Цены на пшеницу настолько выросли, что местные фермеры больше не могли ее покупать. В регионе царил ужасный голод.

Какими были бы сегодня границы Ливана, если бы не голод?

Документ от мая 1915 года, подписанный Оханнесом, губернатором Горного Ливана, в котором говорится, что жители Горного Ливана испытывают трудности с получением пшеницы, и предупреждается, что перерыв в транспортировке пшеницы 

Я не могу не думать о нынешней ситуации: продолжающаяся девальвации ливанского фунта, банкротство государства, его центрального банка и крах банковской системы, – всё это привело к массовым спекуляциям, неконтролируемому черному рынку, росту коррупции, беспрецедентному уровню обнищания населения. Трудно представить, какие глубокие изменения в нашем обществе повлечет за собой сегодняшний кризис.

Христиане и мусульмане, опасавшиеся угнетения со стороны османов, работали вместе на то, чтобы избавиться от них. В 1915–1916 годах тридцать три лидера христианского и мусульманского происхождения были признаны виновными в государственной измене и публично повешены в Бейруте и Дамаске за сотрудничество с союзниками. Арабская идентичность возникла как политическая и культурная сила в противостоянии османам. Но позже усилился раскол между христианами и мусульманами в Ливане: большинство мусульман хотели быть частью большой Сирии под властью короля Фейсала, а христиане, в основном марониты, хотели независимого ливанского государства под защитой Франции. Османы покинули Бейрут в октябре 1917 года.

По требованию союзников регион должен был оставаться под их защитой до тех пор, пока он не станет самоуправляемым; британцы пообещали Фейсалу сделать его главой первого независимого арабского государства, включающего территории Сирии, Ливана и Палестины. Но как только британцы предали Фейсала, подписав с французами соглашение Сайкса-Пико, они поделили территорию: Ливан и Сирия ушли под управление французским мандатом, а Палестина и Ирак – британским. Затем с Фейсалом сражались французы; он отступил, а позже стал первым королем Ирака.

Что было бы, если бы всей этой территорией правил король Фейсал? Что если бы он не был предан англичанами, не был побежден французами и не сражался с христианами-маронитами Ливана? Существовало бы его арабское царство, единое и независимое? Или же Фейсал был фигурой, созданной британцами и некоторыми арабами как инструмент, чтобы объединить арабов в их борьбе с османами?

Османская империя включала в себя множество разнообразных этнических и религиозных групп, и, хоть в отношении к ним и не было равенства, централизованная система способствовала упрочению централизованной власти. Стал бы Фейсал опираться на сосредоточенные в Дамаске властные структуры или правил бы небольшими разрозненными феодами? Как бы он повел себя с этими религиозными и этническими меньшинствами? Если бы он правил первым независимым арабским королевством, были бы в основе его действий справедливость и демократия?

Что меня восхищает, так это периоды больших возможностей – поворотные моменты в нашей истории, когда множество факторов и акторов объединяются и происходят радикальные изменения – там, где были возможны вариации направления движения и результатов. Интересно, осталась бы эта территория нерасчлененной, и если бы осталась, то при каких условиях?

В одном из моих разговоров с Этель Аднан, происходивших между 2013 и 2015 годами, мы беседовали о нашем детстве, наших родителях и конце Османской империи; я задала ей вопрос: что случилось бы, если бы королю Фейсалу удалось возглавить независимое арабское королевство и как долго, по ее мнению, это продлилось. Ее ответ был таков: «Возможно, это и сработало бы, а может быть, и нет. Возможно был бы Ливан, Ирак, и Сирия немного бы просуществовала, но ситуация была бы шаткой. Проблемы, которые есть у Ливана, были бы и у жителей этих арабских государств. Как можно управлять таким разнообразием? Османской империи удавалось управлять из Константинополя, принимая это разнообразие. Национализм порождал химеры».

французская статья из газеты от 3 октября 1919 года под названием «Король Фейсал и претензии евреев». Источник: Башканлык Османлы Аршиви, Стамбул.

В более раннем разговоре в 2011 году я поделилась с Этель некоторыми фотографиями, которые я сделала летом на одном греческом острове. Она восхитилась фотографиями, а затем попросила меня сделать видеоработу на основе ее первого стихотворения – «Солнце и море», написанного на французском языке в 1949 году. Через год я вернулась в Грецию и фотографировала море, небо, солнце, скалы, но отказывалась посмотреть отснятые кадры и все время откладывала эту работу.

Видео было создано только в 2021 году: во вступлении Этель говорила о Греции как о «лабиринте», имея в виду, что она может предложить так много, что в этом легко заблудиться. И я сказала ей, что надеюсь понять Грецию и рассказать о ней с помощью ее поэзии. Меня восхищала ее способностью передавать красоту пейзажа так, будто он почти не пострадал от воздействия современности. Мне же было очень трудно создать произведение, которое так же просто, как и ее стихотворение, говорило бы о красоте неба и моря.

В самом деле, как я могла рассказывать о красоте и безмятежности греческого рая, когда повседневная жизнь в моей стране, Ливане, в Сирии и Палестине была так далека от этого рая? И Этель, и я считали, что нынешний кризис и его причины те же, что были и в 1920 году. Такие вопросы и аналогии еще больше подталкивали меня к тому, чтобы углубиться в историю нашего региона.

Под предводительством генерала Алленби британцы вошли в Иерусалим зимой 1917 года. Арабы, желавшие освободиться от османского владычества, приветствовали британцев, но многие быстро разочаровались в своих надеждах на британский мандат, когда поняли, что те намерены допустить создание сионистского государства, а также еще больше разделить мусульман и христиан. Напряженность нарастала, и вскоре арабы организовали крупномасштабное восстание.

Политическая борьба и переговоры шли до последней минуты, судьба Ливана, Сирии и Палестины все еще не была решена. Вполне возможно, голод был одним из факторов, способствовавших расширению границ Горного Ливана, но в 1920 году Ливан оказался под действием французского мандата.

В этом периоде мы легко можем найти основы многих сектантских и политических разногласий между этими группами, которые являются фундаментом нашего современного общества и которые привели к политическому расколу в определенные моменты истории Ливана, например, в 1958 году, а затем во время ливанских войн, которые начались в 1975 году и продолжаются до сих пор.

Источники моего вдохновения разнообразны, но больше всего меня поразил дневник Ихсана Турджмана, опубликованный в книге «Год саранчи» палестинского социолога Салима Тамари, над экранизацией которой я сейчас работаю. Обнаруженный недавно дневник палестинского солдата из Иерусалима, которому было чуть больше двадцати лет, когда его призвали в османскую армию для участия в Первой мировой войне, оказал на меня сильное эмоциональное впечатление. Написанный между 1915 и 1916 годами, он является редким свидетельством идеалов и надежд молодого человека, живущего в эпоху раздора и неопределенности.

Самолеты, рисунок Ламии Джорейдж, 2021 г.

В своем дневнике Ихсан делится своими переживаниями, сомнениями: он платонически любит женщину, на которой надеется жениться, но не знает, согласятся ли ее родители на их союз. Молодой солдат думает и о будущем Палестины, подвергая сомнению понятия патриотизма и национальной идентичности, особенно арабской идентичности, а также законность права на власть Османской империи, которую он решительно критикует.

Он пишет: «Однако я не могу представить себя сражающимся в пустыне. А зачем мне идти? Сражаться за свою страну? Я осман только по имени, потому что моя страна – это все человечество. Даже если мне скажут, что, пойдя воевать, мы завоюем Египет, я откажусь идти. Чего хочет от нас это варварское государство? Въехать в Египет на наших спинах? Наши лидеры пообещали нам и другим арабским братьям, что мы тоже войдем в это правительстве и что они будут стремиться продвигать интересы и арабов. Но что мы на самом деле получилось из этих обещаний? Если бы они обращались с нами как с равными, я бы не колеблясь проливал свою кровь и отдал свою жизнь, но в нынешней ситуации я считаю, что капля моей крови дороже, чем все турецкое государство.»

Ихсан критикует избирательный подход османов в отношении евреев и христиан и ужасные условия жизни женщин. Его прогрессивные, даже по сегодняшним меркам, взгляды свидетельствуют о духе перемен, что в дальнейшем привело к улучшению положения женщин. Его желания и его страхи, а также его идеалы, и банальные, и экстраординарные, резонируют с проблемами нашего времени, и это заставляет меня усомниться в собственных представлениях о будущем нашего региона.

Начиная с нашествия саранчи и дефицита хлеба и сигарет, он далее переходит к рассказу о ежедневных унижениях, которым подвергается обедневшее население со стороны жестокой армейской системы в военное время. Он пишет: «Сегодня над Иерусалимом прошел сильный дождь, в котором мы очень нуждались. Саранча атакует всю страну. Нашествие саранчи началось семь дней назад, и она заполонила всё небо. Сегодня облакам саранчи понадобилось два часа, чтобы пройти над городом. Боже, защити нас от трех язв: войны, саранчи и болезней, ибо они распространяются по стране. Сжалься над бедняками».

Опираясь на рукопись дневника как на документ и, возможно, на материалы визуальных архивов из различных источников, в своем фильме я намерена оживить персонажей с помощью актеров, воплощающих главные фигуры дневника. Мы будем слышать закадровый голос, который будет сопровождать Исхана в интимной обстановке его спальни или во время его ежедневных прогулок по Иерусалиму, диалоги при встречах с другими солдатами, друзей и семью. Актеры могут разыгрывать сцены, происходящие в 1915 году и одновременно в наше время, таким образом играя с понятием анахронизма. В ту эпоху они размышляют о своем будущем, разделяют те же страхи и надежды, что и наши современники.

Фейсал на палубе, рисунок Ламии Джорейдж, 2021 г.

Ихсан пишет на первых страницах своего дневника: «Но какова будет судьба Палестины? Мы все видели две возможности: независимость или присоединение к Египту. Последний вариант более вероятен, поскольку этой страной, скорее всего, будут владеть только англичане, а Англия вряд ли передаст полный суверенитет Палестине, но с большей вероятностью присоединит ее к Египту и создаст единое королевство, управляемое хедивом Египта».

Читая последние страницы его дневника, мы узнаем, что армейский офицер признался ему в любви и даже однажды последовал за ним домой. Он был смущен этой ситуацией и не знал, как на нее реагировать. Затем из постскриптума мы узнаем, что Ихсан Турджман, которому было всего 23 года, был убит другим солдатом перед окончанием войны в 1917 году. Было ли это преступление на почве страсти, совершенное влюбленным в него солдатом? Было ли это связано с денежным спором или с другими обстоятельствами? Был ли это несчастный случай во время разгоревшейся драки? Много неясностей сохраняется и по сей день.

Таким образом, Ихсан никогда не узнает, чем закончится война, он не увидит Алленби, въезжающего в его родной город Иерусалим, он не узнает ни о конце Османской империи, ни о судьбе Палестины, как и о конфликтах, которые будут сотрясать этот регион. Мы знаем всё, и это знание дает нам историческую перспективу, открывающую путь к новым вопросам, рождая новые мысли.

Этот дневник – исключительный документ своего времени, но он странным образом современен. Можно провести аналогию с нынешней ситуацией в нашем регионе. На самом деле, неопределенность той эпохи, экономический крах, политическая неразбериха, тревога и страх, испытываемые людьми, неотличимы от сегодняшних. Недавние потрясения, войны и другие трагедии могут вновь изменить облик нашего региона. Его будущее остается неопределенным.


Ламия Джорейдж — художница и режиссер, живущая и работающая в Бейруте. Она использует архивные документы и элементы художественной литературы, чтобы размышлять об истории и ее возможном повествовании, исследуя возможности представления ливанских войн и их последствий, а также взаимосвязь между отдельными историями и коллективной памятью. Ее работа, по сути, вовремя, записи ее следа и ее влияние на нас. Работы Ламии Джорейдж были представлены на различных международных фестивалях и выставках, в том числе: MAXXI и Fondazione Sandretto Re Rebaudengo (Италия); Центр Помпиду, Тейт Модерн, Галерея Серпентин и Национальный музей Кардиффа (Великобритания); Биеннале в Шардже (ОАЭ). Она была научным сотрудником Института идей и воображения Колумбийского университета в Париже (2021 г.) и научным сотрудником Института перспективных исследований Рэдклиффа Гарвардского университета (2016–2017 гг.). Она является соучредителем и членом правления Бейрутского центра искусств, которым она руководила с 2009 по 2014 год.

Previous
Previous

В Константинополь из Константиновки

Next
Next

Дневник на камне