В Константинополь из Константиновки


“В геополитическом воображении момента это также означало, что спекулятивная северная граница Греции продвинулась вплоть до России.”


Iaroslav Volovod

Перевод: Sasha Pevak

Моя бабушка с братьями и сестрами. Фотография сделана   в Украине в 1960-х годах.

Умение восполнять исчезнувшие знания – важный навык для рожденных в СССР. В отличие от своих предшественников, представители первого постсоветского поколения столкнулись с необходимостью самостоятельно конструировать свою идентичность. Одним из способов примириться с утратами для меня стала попытка представить поиск корней как художественную практику, подразумевающую неизбежные пробелы и зияния, а также невозможность произвести полное и окончательное знание.

Как человек, который родился и вырос за Полярным кругом, я всегда находил семейные байки о нашем греческом происхождении несколько эксцентричными. «Ну разве мы не греки?» – с улыбкой восклицала моя бабушка по маминой линии. «Если что пойдет не так, уедем в Грецию!» Другие члены семьи: двоюродные и троюродные бабушки, дедушки и их дети – любили повторять эту заезженную присказку. Однако надежда, содержащаяся в этой формуле, была ложная: никто никогда не воспринимал перспективу отъезда всерьез.

Дело не в том, что они заблуждались. Для наших родителей, бабушек и дедушек советская идентичность была данностью, своего рода реди-мейдом, готовой конфигурацией. Поскольку труд играл ключевую роль в коммунистической идеологии, культурное наследие отдельно взятых семей отходило на второй план. Перетасовывая людей и сообщества, гигантский проект советской модерности производил единообразие и культурную амнезию. Кадровая политика СССР обеспечивала беспрецедентную мобильность внутри огромного евразийского пространства. Так, в 1970-х моя бабушка устроилась на работу в морское пароходство, оказавшись в Мурманске – последнем городе, основанном в Российской империи, и крупнейшем в мире населенном пункте за Полярным кругом. 

Родилась она в 3000 км к югу от Мурманска, в промышленном городе  Константиновка на юго-востоке Украины. Этот регион, также известный как Донбасс, издавна был населен разными народами, в основном восточными славянами (украинцами и русскими), а также греками – потомками древних колонистов, приплывших в поисках свободных плодородных земель в Крым из Малой Азии около 2500 лет назад. В большинстве своем ионийцы, особенно выходцы из Милета, они основали новые полисы в прибрежной зоне Черного моря, такие как Феодосия, Пантикапей и Херсонес. Впоследствии они стали подданными Византийской империи, Крымского ханства (вассального государства Османской империи) и, наконец, в XVIII веке оказались под властью России.

Используя хитрый политический ход, в 1778 году Екатерина Великая убедила их переселиться из Крыма в Дикое поле, на территорию нынешнего Донбасса. Это переселение было частью ее знаменитого греческого проекта. Амбициозный геополитический план появился у императрицы во время русско-турецкой войны и заключался в разделе европейской части Османской империи между Россией и империей Габсбургов с последующим восстановлением независимой Греции с центром в Константинополе и внуком Екатерины Константином на престоле. Константина даже обучили греческому языку, а также были отчеканены специальные серебряные монеты с изображением собора Святой Софии с православным крестом и без минаретов. Поскольку этой мессианской идее так и не суждено было сбыться, Екатерина Великая сосредоточила свое внимание на Крыме, позиционируя его как эрзац-Грецию.

Советская книга Глеба Соколова 1972 года 

С окончанием русско-турецкой войны в 1774 году переселение греков из Крыма было возведено в ранг государственной политики. Укрепление южных границ Российской империи и подрыв экономической мощи ханства были одними из главных целей и способствовали скорейшему присоединению полуострова. Во время исхода из Крыма полуостров покинуло примерно 18 000 эллинов вместе с другими христианскими народами. Они основали город Мариуполь и множество других поселений, назвав их именами тех мест, что они оставили в Крыму. Вновь прибывшие поселенцы сыграли важную роль в освоении обширных степей юго-востока Украины. В геополитическом воображении момента это также означало, что спекулятивная северная граница Греции продвинулась вплоть до России.

Сегодня грекоязычные села Донбасса, сосредоточенные вокруг города Мариуполя, являются крупнейшим, но вместе с тем угасающим центром эллинизма на постсоветском пространстве. Когда моя бабушка с ее братьями и сестрами возвращались из деревни их мамы под Константиновкой, люди в шутку спрашивали их: «Как дела в Греции?» По забавному стечению обстоятельств, само название Константиновка звучит как славянская версия Константинополя. В этом лингвистическом казусе проглядываются призраки русского империализма и его пугающие политические фантазии. Правители России всегда были одержимы Константинополем и византийским наследием. С помощью тщательно проработанных интеллектуальных конструкций монархи мечтали вернуть себе власть над колыбелью православной цивилизации. Центральным в этом стремлении была концепция Москвы как Третьего Рима. Сформулированная в шестнадцатом веке, она означала, что после захвата Византийского Константинополя османами в 1453 году Москва стала правопреемницей Римской империи. 

Однако именно Екатерина Великая в XVIII веке существенно обновила политическую доктрину, в основе которой была мечта о возвращении Второго Рима. Это был необходимый шаг для России, чтобы заявить о себе как о великой империи посредством установления связей с основами европейской цивилизации. В то же время это означало бы выполнение «цивилизаторской миссии» России по возвращению Крыма – места, где произошло обращение Киевской Руси в христианство в результате крещения Владимира Великого в 988 году. Российский ученый и историк Андрей Зорин блестяще описывает эти политические фантазии в своей книге «Кормя двуглавого орла: русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII первой трети XIX века»: «Если традиционно считалось, что факел просвещения перешел из Греции в Рим, откуда был подхвачен Западной Европой и из ее рук был принят Россией, то теперь Россия оказывалась связана с Грецией напрямую и не нуждалась в посредниках».

Гравюра 1792 года, на которой Екатерина II, императрица России, с обнаженной грудью, держащая скипетр и сферу, делает большой шаг от участка земли справа с надписью «Россия» к полумесяцу на вершине шпиля или минарета с надписью «Константинополь» на левый; под ней правители Франции, Пруссии, Швеции, Австрии, Польши, Великобритании и Испании, а также папа Пий VI, которые все разглядывают ее платье и комментируют.

В качестве еще одного яркого примера российского экспансионистского мышления Зорин цитирует зловещее стихотворение «Русская география» 1848 года, написанное панславистским русским поэтом и дипломатом Федором Тютчевым:

 

Москва, и град Петров, и Константинов град  –

Вот царства русского заветные столицы…

Но где предел ему? и где его границы  –

На север, на восток, на юг и на закат?

 

Горький парадокс заключается в том, что спустя полтора века в условиях сталинских репрессий против греков Крым представлялся советским раем, замаскированным под классическую древность. Наглядным примером здесь будет описание полуострова, сделанное Андреем Зориным: «Мир белых домов у моря, гравиевых дорожек между кустами лавра, кипарисовых аллей с гипсовыми вазами и статуями, горнистов в алых галстуках на артековской линейке, прогуливающихся курортников в светлых пижамах – это и есть наша Древняя Греция, наш рай, пусть и очищенный после войны волей отца народов от чрезмерного этнического разнообразия, но доступный по профсоюзной путевке или направлению пионерской организации для граждан империи. Они могут спокойно отдыхать, ибо на рейде в севастопольских бухтах стоит Краснознаменный Черноморский флот с бело-синими морячками в бескозырках, по которым напрасно сохнут девушки в далеких русских деревнях. Именно здесь бытовое и милитаристское истолкования русской тяги к Крыму сливаются до неразличимости».

В ХХ веке этнические греки Донбасса и те, кто остался в Крыму, были отрезаны от большего эллинского мира железным занавесом и существовали в качестве полузабытого осколка глобальной греческой диаспоры. Наряду с другими этническими группами советские греки подвергались безжалостным преследованиям со стороны сталинского режима. Погромы НКВД начались в 1937 году и завершились массовыми депортациями в 1940-х годах, когда многие члены общины были отправлены в ГУЛАГ. Трагическая история греческой этнической чистки в СССР подробно описана в книге историка-любителя Ивана Джухи «Стоял позади Парфенон, лежал впереди Магадан...», название которой предполагает наличие геопоэтической оси, соединяющей Афинский Акрополь и российский Дальний Восток.

Советская скульптура в Тарусе

После распада Советского Союза они стали гражданами новой независимой Украины; когда границы открылись, некоторые из них начали репатриироваться в Грецию, если могли юридически доказать свое происхождение, – непростая задача, поскольку часто приходилось обращаться к недоступным архивам, расположенным сразу в нескольких странах.

 

 

После распада Советского Союза они стали гражданами новой независимой Украины; когда границы открылись, некоторые из них начали репатриироваться в Грецию, если могли юридически доказать свое происхождение, – непростая задача, поскольку часто приходилось обращаться к недоступным архивам, расположенным сразу в нескольких странах.

 

 

Чем больше я пытался раскрыть историю своей семьи, воссоздавая траектории миграции и восстанавливая архивные документы, тем больше я понимал насколько отчуждены мы можем быть от прошлого; когда вместо конкретных доказательств у вас есть только скудные фрагменты: кусочки вышивки и кружев, обрывки домотканого полотна или полузабытая песня на румейском диалекте. Сложно предъявить в качестве доказательства jus sanguinis рецепт пирога со странным названием «шумуш» и передать его на рассмотрение бюрократам в греческое консульство. Движение по извилистым маршрутам истории позволили мне реанимировать прошлое и наметить очертания будущего. В моем случае это означало перемещение между Россией, Украиной и Грецией, а также вылазки в Турцию. Бюрократическая процедура сбора бумаг и подготовка моего заявления на получение греческого гражданства оказались столь же значимы, как и «античное паломничество» в Эфес и Пергам или поиск Византии в Салониках и Стамбуле, а языковые курсы в Московском обществе греков – важны в той же мере, что и попытки увидеть Стамбул глазами коренных греков из романа «Рецепт для Дафны» Нектарии Анастасиаду. Или же прогулки с художницей Герой Бююкташчян в Зейреке и Вефе (у которой в сумке оказалась та же книга, что и у меня: «В поисках Константинополя» известного российского византиниста Сергея Иванова). Таким образом путешествия для меня стали практикой сопереживания месту, его истории и людям, а не просто туризмом, то есть потреблением и присвоением недолговечного опыта.

Книга Ивана Джухи 1993 года «Одиссея мариупольских греков».

Я начал это эссе эксцентричным сюжетом, связанным с семейной историей о греческом происхождении, услышанной за Полярным кругом. Но я хотел бы, чтобы в этой эксцентричности увидели имперский след. «Эксцентричный» означает «причудливый» (достаточно вспомнить название книги «Одиссея мариупольских греков», написанной Иваном Джухой и изданной в Вологде в 1993 году), но одновременно и «расположенный вне центра», буквально экс-центричный. Основная задача империй заключается в производстве окраин. И Крым здесь эмблематичен. Византия представляла его как северную периферию своего грекоязычного мира; Османская Порта – как отдаленный уголок своей империи в составе вассального Крымского ханства, а Российская империя видела в Крыме свою южную провинцию. Во что трудно поверить, так это в то, что для имперской системы нет ничего важнее провинциальной границы. Зловещий симбиоз военного и туристического, упомянутый Зориным применительно к Крыму, – лучшее тому доказательство. Однако такие окраины всегда являются пористыми территориями, сквозь которые просачиваются новые идеи, а иногда происходит размывание основ и случаются катаклизмы. Наглядным примером является современная Греция с ее нынешней политической и экономической ситуацией: ее лиминальный статус ставит под сомнение невероятно хрупкие европейские ценности. Несмотря на символическую принадлежность к центру, Греция осталась «европейским bête noire», как выразилась кураторка Надя Аргиропуло, продемонстрировав это на своей выставке «Ад как павильон».

 В 2014 году российский ирредентизм манифестировал себя, воплотившись в аннексии Крыма, создании самопровозглашенных республик и, наконец, в разрушительной полномасштабной войне. ​Как следствие, греки Донбасса, как и многие другие жители Украины, сегодня находятся в самом сердце затяжного насильственного конфликта. После разрушения Мариуполя и безуспешных эвакуаций эллинского меньшинства в Грецию они вновь оказались в эпицентре колонизаторского наступления. В этом катастрофическом повороте событий Украина становится главным нервом европейского политического порядка, напоминая то, что репрезентировало собой новое независимое греческое государство в девятнадцатом веке. Но, как это всегда бывает с эксцентричностью (и экс-центрами), они проявляются в поле видимости слишком поздно и ценой неимоверных жертв.


Ярослав Воловод — куратор и исследователь, в настоящее время проживающий в Стамбуле. До недавнего времени он руководил «Пространством 1520», постколониальной художественной исследовательской лабораторией в Музее современного искусства «Гараж». В ней исследовалась история взаимодействия различных сообществ бывшего СССР с культурными нормами, политической деятельностью и законами российской колониальной метрополии. Окончил Восточный факультет Санкт-Петербургского государственного университета по специальности хинди и санскрит и получил степень магистра кураторских исследований в Бард-колледже в Нью-Йорке. Его тексты опубликованы на международных платформах, таких как онлайн-журнал Биеннале в Кванджу, Strelka Mag и др.

Previous
Previous

О том, что осталось: О «Фонтане праздности» Вики Периклеус ( Vicky Pericleous)

Next
Next

Времена неопределенности